Война буквально выносит!Философия и политика..только,наверное,не тем,кто ими занимается - у них его порой нет изначально!))
Красивый пример философии))
«БЕЛАЯ ЛОШАДЬ – НЕ ЛОШАДЬ»
Если бы до нас дошли только основные тезисы Гунсунь Луна, а не его аргументация в пользу (что, впрочем, случилось с большинством его работ), то оставалось бы только теряться в догадках, что побудило его делать такие заявления. Однако Гунсунь Лун, как и Платон, встраивал свои парадоксы в диалоги (путь и не столь обширные, как платоновские), и благодаря этому мы можем понять ход его мысли.
Трактат «Гунсунь Лун-цзы» начинается с парадокса о белой лошади. «Правильно ли называть белую лошадь – лошадью?» – спрашивает нас автор и начинает доказывать, что более правильно не называть белую лошадь лошадью.
Начинает он со следующего аргумента:
«Лошадь – это форма, а белый – это цвет. То, что обозначает цвет, неприменимо для обозначения формы. Поэтому-то и можно сказать, что белая лошадь – не лошадь.
Вероятно, Гунсунь Лун хочет этим сказать, что «белая лошадь» представляет собой единство белизны (цвета) и лошади (формы), а так как белизна бесформенна и не имеет отношения к лошадям и так как то, что лишь «частично» лошадь, не может быть названо «полноправной лошадью», то белая лошадь, естественно, не лошадь.
Однако Гунсунь Луна волнует не этот факт. Он хочет сказать, что значением выражения «белая лошадь» является не только лошадь, или просто лошадь, что упоминание здесь белизны – что, собственно, и составляет суть выражения, - не имеет прямого отношения к понятию «лошадь»
На это можно было бы возразить, что если бы перед нами находилась настоящая белая лошадь, мы не имели бы права говорить, что здесь нет лошади вообще, и использование прилагательного «белый» не может изменить реальности.
В ответ Гунсунь Лун заявил бы следующее (из чего мы начинает понимать, почему вообще возник этот парадокс):
Если кто-то попросит у вас лошадь, то вы можете дать ему гнедую или черную, и он удовлетворится этим. Но если у вас попросят белую лошадь, то гнедая или черная не подойдет. Если бы белая лошадь была лошадью, то тогда бы она всегда удовлетворяла требованию лошади.
Итак, ясно: говоря о «белой лошади», мы не можем говорить просто о «лошади», ведь под понятие последней подходит лошадь любого цвета, в том числе вороная или гнедая. Однако требованию белой лошади соответствует только белая лошадь, а вовсе не гнедая или вороная, хотя они тоже лошади. Итак, белая лошадь – отнюдь не любая лошадь, а тем самым и вообще не «лошадь» (она отлична от этого понятия), поэтому-то белая лошадь – не лошадь.
Можно было бы разрешить парадокс более непосредственно, указав, что смысл выражений «лошадь» и «белая лошадь» разнятся, короче говоря, они не являются синонимами. (Собственно, разница заключается в термине «белая», поскольку белизна не имеет никакого отношения к лошадности).
Однако такая аргументация могла бы исказить главный смысл утверждения, лежащего в основании этого парадокса, - а именно, что дескриптивные функции выражений меняются в зависимости от состава этих самых выражений в различных контекстах.