Полная версия  
18+

БЕЗУМИЕ ЦЕН

Заработав на акциях высокотехнологичных производителей и ипотечных кредитах, армия биржевых спекулянтов бросилась на сырьевой рынок. Их миллиарды загоняют на астрономические высоты цены на нефть и газ, пшеницу и рис. И для жизни людей, и для глобальной экономики это имеет тяжелые последствия.

Даниэль Йэгги сидит за столом переговоров в офисе на площади Place du Molard, всего в нескольких шагах от Женевского озера. В пятницу в 13.45 баррель нефти сорта Brent стоил $129,5.

47-летний швейцарец торгует нефтью. Ему и его партнеру Марко Дюнану принадлежит фирма Mercuria. Она входит в десятку крупнейших торговых домов в мире. Примерно 110 сотрудников, работающих в Женеве, анализируют состояние рынков, исследуют контракты и маршруты танкеров. В прошлом году оборот Mercuria только по нефтепродуктам составил почти $30 млрд. Миллионы баррелей ушли в Китай.

«В течение десятилетий нефть была слишком дешевой, а в 1999 году цена упала ниже отметки в $10», — рассказывает Йэгги. Страны с растущей экономикой, такие как Китай, Индия, Россия и Бразилия, подогревали спрос и поднимали цену на сырье. Но принципиально рынок изменили, по его мнению, крупные пенсионные и инвестиционные фонды.

В поисках надежных и долгосрочных прибылей крупные вкладчики повернулись лицом к сырьевому рынку. Эти вложения обещают намного более высокие прибыли, нежели торговля акциями. Чем больше фондов занималось инвестированием, тем выше поднимались цены. Рынок спекулятивных сырьевых бумаг весьма ограничен. Даже незначительные изменения в портфелях крупных фондовых компаний в состоянии резко поднять цену на нефть.

В 15 часов 15 минут за баррель нефти сорта Brent давали уже $131. В течение одного дня только через компьютеры Mercuria в Женеве продано до 4 млн баррелей «живой» нефти и примерно в 10 раз больше — в форме свопов, «бумажной» нефти. К этому инструменту прибегают, чтобы подстраховать позиции, связанные с рисками.

«За два последних дня нефть подорожала почти на $10», — улыбается Йэгги. Прежде для такого роста обычно требовались годы.

В прошлом августе цена была еще на уровне $70, к началу марта она преодолела отметку $100. В позапрошлую пятницу торги были завершены на новой рекордной отметке в $136,19. Куда это приведет?

Этот вопрос задает себе и Эрнст Таннер. Только он размышляет не о нефти, а о какао. Таннер — глава производящей шоколад фирмы Lindt & Sprungli. На его глазах цена на какао-бобы с начала 2007 года поднялась на 40%, хотя дефицита какао нет. «С динамикой спроса и предложения это не связано», — уверяет Таннер.

Так обстоит дело с нефтью и какао. И с другими сырьевыми продуктами оно обстоит не иначе. Мешок риса стоит почти в три раза дороже, чем в январе, а пшеница, кукуруза и соевые бобы достигли в этом году наивысших ценовых показателей. Кривая цен на золото, несмотря на резкие изломы, тоже карабкается круто вверх.

В действительности золото мало кому нужно. А нефть — смазочный материал для всей экономики. Когда она постоянно дорожает, двигатель конъюнктуры работает с перебоями. Пшеница и рис в самом прямом смысле — продукты питания: когда они дорожают, многим бедным людям приходится голодать или даже погибать от недоедания.

Куда же все это приведет, спрашивают сотни миллионов потребителей во всем мире. Высокие цены на продукты питания уже в течение нескольких недель вызывают беспорядки во многих странах. «Больше денег рабочим и крестьянам», — требуют демонстранты в Индонезии и Таиланде. В апреле граждане Гаити изгнали премьера своего правительства — именно из-за цен на продовольствие. В Буркина-Фасо в течение нескольких дней жизнь была парализована всеобщей забастовкой. В Сомали, где нищета особенно ужасна, солдаты стали стрелять по многотысячной толпе, чтобы сохранить контроль над ситуацией. В этой стране цена на рис за несколько недель удвоилась.

Кукурузная мука, из которой в Мексике пекут лепешки, невероятно подорожала. Президент Фелипе Кальдерон распорядился ежемесячно выдавать 26 млн самых бедных мексиканцев сумму, равную в пересчете 7 евро, чтобы хоть как-то смягчить нищету.

Во Франции, Италии, Англии и Испании в последние недели состоялись забастовки против высоких цен на бензин. Крестьяне, рыбаки, водители такси и дальнобойщики видят, как уменьшаются их реальные доходы. Они опасаются, что скоро не смогут сводить концы с концами.

А в то же время стоимость жизни продолжает расти. В позапрошлую пятницу Бундесбанк заметно повысил прогноз инфляции на текущий год — с 2,3% до 3%.

Самым тяжелым грузом на плечи граждан ложатся затраты на энергию. Кому приходится каждый день ездить на работу из Гамбурга в Любек, заплатит в этом году за бензин на несколько сотен евро больше, чем в прошлом. Средние затраты на энергию в стандартном домашнем хозяйстве с 2004 года до сегодняшнего дня возросли на 100 евро в месяц.

И это только начало. Нет сомнений, что в течение года существенно подорожает и газ. Ведь его цена привязана к динамике цен на нефть. Квартиросъемщикам уже сейчас пора готовиться к резкому росту расходов на энергию и услуги — и, может быть, откладывать на это деньги.

Дорожает и ежедневная продуктовая корзина. Лапша подорожала за год на 26%, творог — на 47%.

А что будет, когда цены на энергию в полной мере проявятся в ценах на авиабилеты? Тогда очень многим немцам придется задуматься, могут ли они позволить себе привычный отпуск.

Уже сейчас под угрозой уровень жизни большого числа граждан — а скоро, может быть, и благополучие всей нации.

Потому важно разобраться: растут ли цены потому, что так определено природой, например, из-за того, что предложение отстает от спроса, или же их поднимают иные, скрытые силы: спекулянты, извлекающие выгоду из обостряющегося дефицита сырьевых товаров, чтобы стремительно зарабатывать огромные суммы.

Вопрос этот не чисто экономический. Он и нравственный, и в высшей мере этический. От ответа зависит очень многое — в том числе и убедительность нашей экономической системы.

Может быть, поэтому многие аналитики стараются снять у людей состояние тревоги и вообще их успокоить. Эксперты признают, что на сырьевых рынках лютуют спекулянты, но одновременно заявляют, что на цены они влияют не столь уж сильно. А если и влияют, то это только к лучшему, поскольку тем скорее человечество подготовится к неизбежному — растущему дефициту ресурсов.

«Дело здесь не в том, чтобы найти виноватого», — объясняет американский министр финансов Хэнк Полсон. Предложение не слишком обширно и в долгосрочном плане спроса не покроет. Полсон заявляет: «От спекулянтов это не очень сильно зависит».

Те, кого это касается, видят проблему иначе. «Огромный приток денег с Уолл-стрит и от хедж-фондов вызывает резкий рост цен — и воздействие этого процесса разрушительно по природе», — заявляет президент американского Национального союза фермеров Том Буис.

Чем больше станет пропасть между ценами и реальностью, тем явственнее будет расти опасность, что образуется пузырь, сопоставимый с биржевыми курсами так называемой New Economy. А пузырь имеет свойство лопаться.

Для немецких автомобилистов и голодающих в Африке в этом заключалось бы доброе послание. Но финансовые рынки вновь попали в зону турбулентности, а хедж-фонды, а может быть, и некоторые из банков — в полосу трудностей.

Ибо независимо от того, идет ли кривая вверх или вниз, биржевые спекуляции приводят к абсурдным аномалиям с реальными последствиями для экономики.

Современные финансовые рынки рождают мутантов. Мировая экономика вновь переживает потрясение. Подтверждаются слова, сказанные недавно федеральным президентом Хорстом Келером в интервью журналу Stern: финансовые рынки превратились в чудовищ, которых пора обуздать.

«Финансовая сфера, — размышляет президент Союза сберегательных касс и жироцентров Генрих Хасис, — оторвалась от реальной экономики».

Это верно. Но одновременно это и заблуждение. Верно — потому что сделки, совершаемые в этом секторе, давно не имеют ничего общего с реальными товарами. Предмет торговли здесь — ожидания и ожидания ожиданий. И при этом все играют не на свои деньги. Еще и потому, что суммы, которые здесь зарабатываются, превышают все мыслимые пределы.

А заблуждение — потому что сделки эти в конечном итоге могут сказаться и на реальном секторе экономики. Они способны придавать ему новые силы, как было в годы недавнего подъема. Но могут действовать и как тормоз, что и происходит сейчас. Могут даже увлечь экономику за собой в пропасть. Многие специалисты считают такой поворот событий вполне возможным еще в ходе нынешнего кредитного кризиса.

Уже в течение месяцев этот кризис сотрясает финансовые рынки. Эмиссионные банки закачивают сотни миллиардов в мировую экономику, чтобы снабдить ее ликвидностью и предотвратить коллапс. Столь нелюбимые многими государственные фонды из стран Ближнего и Дальнего Востока пришли на помощь и своими деньгами выручили такие уважаемые институты, как американская Citigroup или швейцарская UBS.

Не исключено, что самая трудная пора уже позади, хотя последствия будут ощущаться еще долго. Возможно, с другой стороны, что в ближайшее время в водоворот будут втянуты другие рынки, например потребительские кредиты.

Но, несмотря на все это, еще достаточно спекулятивного капитала, ищущего возможности прибыльного вложения. Вчера в моде были кредиты на бросовую недвижимость, а сегодня привлекают золото и олово, пшеница и соя. И получается, что вырисовывается уже и следующий кризис, тогда как прежний еще далеко не закончился: один пузырь позади, другой — впереди.

И снова — знакомые все лица: хедж-фонды и крупные инвесторы, готовые делать ставки на все, что приносит деньги. А рядом суетятся американские пенсионные фонды. Как, например, фонд страхования по старости калифорнийских учителей. Тут же и бесчисленные мелкие вкладчики, инвестирующие в сырьевые и индексные фонды, повторяющие динамику сырьевых цен. Они же скупают сертификаты — те современные инвестиционные инструменты, что позволяют и среднему обывателю-инвестору прилагать руку к вращению большого денежного колеса.

Все они играют на повышение цен на сырье, поскольку спрос растет, а предложение ограниченно. Например, по нефти, без которой мировая экономика просто остановилась бы. Странам Азии, чья экономика стремительно развивается, ее нужно все больше. Но роста цен ожидают и на продукты питания: в Китае теперь мясо могут позволить себе больше людей, чем прежде. А чтобы получить килограмм свинины, требуется три килограмма корма. И в то же время на многих полях выращиваются культуры, из которых можно производить биотопливо.

Тенденция получается однозначная. Но она лишь в общих чертах объясняет крутой рост цен. Ведь потребительские привычки и связанный с ними спрос не меняются в одночасье. В одночасье меняются лишь ожидания — а вот они как раз и гонят цены ввысь.

Никто не знает, сколько стоила бы нефть, если бы не было спекуляции. Ясно только, что она была бы дешевле.

А будь она дешевле, всем пришлось бы меньше платить за бензин, за отопление и за горячую воду. И тогда немцы и все другие смогли бы больше денег тратить на жизнь и на потребление. И из кровообращения немецкой экономики не извлекалось бы так много миллиардов.

Если бы нефть была дешевле, меньше была бы и инфляция. И тогда европейский Центробанк не держал бы процентные ставки на столь высоком уровне, как сейчас, а смог бы их понизить. А вместо этого президент ЕЦБ Жан-Клод Трише их недавно вновь повысил. Ведь низкие процентные ставки стимулировали бы экономику и притормозили бы подъем курса евро, что было бы на пользу конъюнктуре — и в результате положительно сказалось бы и на рынке труда.

Но пока подъем под угрозой. И многие рабочие места тоже. А инфляция не только удорожает товары, но и перераспределяет благосостояние, нанося бедным более тяжелый удар, чем богатым.

Поскольку, однако, никто не знает, насколько дешевле была бы нефть, если бы ею меньше спекулировали, никому не известно, и сколь велико это воздействие. Ясно только, что оно есть. И что чувствует его каждый человек и каждая фирма.

И тем не менее, это все относительно безобидно по сравнению со спекуляцией продуктами питания. Тут уж речь идет не только о стоимости жизни. В экстренных случаях на кону сама жизнь. Когда же цены на продукты питания поднимаются, продовольствие становится недоступно бедным и они голодают. И потому есть у спекуляции грань, которую старательно вытесняют из сознания все те, кто видит перед собой только быстрое обогащение. Благодаря этому им удается не думать о том, что они творят.

Глобализация с ее чередой успехов начала спотыкаться. Поначалу она помогла сотням миллионов людей выбраться из нищеты. А теперь она являет миру свою омерзительную двуликость: на одной стороне глобуса ширится голод, на другой — растет прибыль.

На дисплеях компьютеров стратегов с Уолл-стрит вся эта ситуация выглядит иначе. Там сырье — это отрасль с самыми крупными показателями роста в ХХI столетии. Гигантские суммы устремляются в торговлю продуктами питания и энергией. Обозримые доселе рынки, которые в течение десятилетий жили по стабильным законам, захвачены теперь стаями финансовой саранчи.

Еще в конце 2003 года в этот бизнес они вкладывали всего $13 млрд. В марте 2008 года вложения составили $260 млрд — рост на 1900%. В прошлом году сотни миллионов долларов ежедневно текли на рынки сырья. К началу года река превратилась в бурный поток. День за днем на рынок поступает новый миллиард долларов.

Хедж-фонды, банки, пенсионные кассы и инвестиционные фонды, а с ними и миллионы мелких вкладчиков — все втянуты в процесс. Поначалу они рисковали своими деньгами, вкладывая их в интернетные фирмы, затем — в недвижимость, а теперь — в сельское хозяйство и энергетические рынки.

Ясно одно: анализ инвесторов в принципе верен, и есть серьезные причины делать ставку на дальнейший рост цен на сырье — ресурсов становится все меньше, глобальный спрос на энергию, на медь и уголь, на пшеницу и кукурузу растет и растет. На сырьевых биржах уже говорят о «суперцикле», то есть тренде, который продолжаться будет еще долго.

Проблема в том, что сырье ведет себя иначе, нежели акции или ипотечные кредиты, которые в последнее время были любимцами этой сферы. Многие менеджеры фондов способны (или предпочитают) понимать особые правила их новой игры лишь поверхностно. Торгуют они сведениями, не имеющими значения до тех пор, пока кто-то им этого значения не придаст.

Иной раз достаточно легкого дождя в Айове, чтобы вызвать новый скачок цен на кукурузу, — плохой урожай создаст дефицит. А это для бизнеса хорошо.

Иногда достаточно и тумана в гавани Хьюстона, чтобы вызвать панику на нефтяном рынке. Ведь может получиться, что несколько танкеров не смогут выгрузить свой товар. В Канаде взорвался трубопровод. «Курс подскочил сразу на $4», — сообщает Фадель Гейт. Он работает аналитиком по нефти у Оппенгеймера в Нью-Йорке и занимается этим уже 20 лет. А кроме того, он инженер и знает, как ремонтируют трубопроводы. «Это точно не операция по пересадке сердца, это работа для водопроводчика, совершенно простая, и за три дня ее всегда можно сделать, — заявляет он. — А торговцы используют любой повод, чтобы поднять цены до небес».

Когда Гейт был молод, рассуждать ему приходилось о цене на нефть, составлявшей тогда $4 за баррель. Ни превозносимое теперь соотношение объема добычи и потребления, ни растущий уже несколько лет спрос в Китае, ни беспорядки на Ближнем Востоке и в Нигерии, ни грозящие валы холода — ничто не может объяснить ему, почему цены должны так расти. Ответственны за это исключительно спекулянты, считает он: «Это чистая истерия».

Другие аналитики с ним согласны. «Рынок нервничает из-за того, что через 13 лет может наступить дефицит нефти, — это что такое?» — вопрошает Эдвард Морзе, главный экономист по энергетике в инвестиционном банке Lehman Brothers. «Пузырь распознаешь, только когда он лопнет», — сокрушается он.

На биржах сырья скапливается все больше сообщений о странном поведении игроков. Например, хлопок: за две недели в конце февраля фьючерсная цена поднялась на 50%. При этом фермеры до сегодняшнего дня не смогли продать половину урожая предыдущего года. Склады в США забиты так, как были переполнены в последний раз в 1966 году. То есть по всем показателям товар должен дешеветь.

«Но спекулянты снова подняли курс», — говорится в обзоре американской Ассоциации торговцев хлопком, подготовленном для Конгресса в связи с этой необъяснимой динамикой. Прядильни никогда не смогут заплатить цен, возникших в фантазии спекулянтов, которыми оперируют фьючерсные товарные биржи.

Так сформировались два мира. В одном живут торговцы из хедж-фондов и инвестиционных фирм, а в другом — крестьяне, перекупщики зерна и владельцы горнодобывающих предприятий. Работают они с одними и теми же объектами — с бочонками нефти или буртами хлопка. Но для одних это абстрактные понятия, а для других — продукты, о которые можно и руки запачкать.

Сложности начинаются, когда эти два мира сталкиваются друг с другом: фантазии торговцев приходят в противоречие с реальными экономическими соображениями прядильщиков или тех, кто обжаривает кофе. В результате и возникают такие нелепости, как на хлопковом рынке.

В понятии «спекуляция» как таковом отрицательного смысла не заложено. Когда на какой-либо рынок поступают новые многомиллиардные суммы, это придает новые силы торговле, повышает ее эффективность и способно дать импульс модернизации.

Но с некоторых пор пари новых финансовых инвесторов превратили фьючерсные биржи, прежде всего Чикагскую и Нью-Йоркскую, в совершеннейшее казино. По традиции фермеры и оптовики, торговавшие зерном, могли заключать здесь фьючерсные сделки о продаже урожая. Объемы, цену и сроки поставки можно было оговаривать, в то время как колосья еще колыхались на полях.

Крестьянам и их клиентам это давало возможность застраховаться от непогоды. При торговле металлами и энергией такая модель помогает игрокам на рынке демпфировать слишком резкие колебания цены и управлять поставками своих товаров.

Именно этим механизмом пользуются спекулянты. Они покупают накладные на пшеницу или нефть по выгодным ценам и как бы заключают многомиллиардные пари на то, что цена поднимется.

Традиционные торговцы сырьем противостоять этому не могут — они не видят в таких попытках даже минимальных шансов. Новые игроки задают тон на бирже уже потому, что их необычайно много. Только в Чикаго, на крупнейшей в мире фьючерсной товарной бирже, совершается сделок с фьючерсными накладными на 30-кратный объем годового производства зерна в США. И тенденцию эту пока не остановить: уже сейчас у чикагских брокеров заключенных контрактов на 20% больше, чем к тому же сроку в прошлом году.

Традиционно цены на пшеницу, рис или свинину устанавливались на переговорах между крестьянами, оптовиками и их клиентами. И на сырьевых биржах обычно происходит так же. Раньше или позже в рамках фьючерсных сделок наконец совершается реальная поставка товаров. На жаргоне специалистов это называется реальным обменом.

Вот с этим покончено. Хуберт Габриш из Института экономических исследований (город Галле) заявляет, что реальный обмен стал «для бирж случаем исключительным». При торговле пшеницей лишь 3% проданного объема действительно меняют владельца. Цены теперь определяют спекулянты. Это финансовые жонглеры, нисколько не заинтересованные в том, чтобы огромные объемы зерна действительно оказались в их распоряжении или были физически им поставлены.

Одна мера пшеницы, единица, упоминавшаяся еще в Библии, превратилась в офисах нью-йоркских хедж-фондов в абстрактный показатель, на который удобно делать ставки, с реальной ценностью самого продукта питания часто не имеющие ничего общего.

О первой в истории спекулятивной операции повествуется в Ветхом Завете. Она была совершена правителем Египта. Ему привиделся сон, что за семью богатыми урожаями последуют семь урожаев тощих. Тогда он создал первый в истории государственный фонд, в котором было собрано большое количество зерна. Это привело к росту цен на него.

Классическим примером всех последующих истерий стала тюльпаномания, случившаяся в Голландии в XVII веке. В апогее сумасшествия луковицы особенно почитаемых сортов Viceroy и Admiral van der Eyck достигли в 1636 году цены, равной стоимости целого дома. Истерия охватила все слои населения. На картинах того времени даже в пивных луковицами торгуют и мясники, и стражники, и корабельные маклеры, и студенты, и трубочисты.

А потом рухнула вера в непоколебимое и золотоносное будущее тюльпанов. На аукционе в Хаарлеме 4 февраля 1637 года никто не поднял пальца, когда торговалась первая луковица. Аукционист цену опустил — и снова никто не пошевелился. Тут все бросились продавать тюльпаны, в результате чего цены обрушились.

Страну охватила глубокая депрессия. Как часто бывает после периодов конъюнктурного перегрева, пришлось вмешиваться государству: уже прижившаяся тогда торговля фьючерсами была запрещена. Проповедники в церквях изобличали спекулянтов. Они видели в происходившем «кару Божию за грех алчности и глупости».

Источник: Профиль

Комментарии отключены.